На фоне стагнации экономики и роста инфляции расчеты по казахстанскому ВВП вызывают вопросы.
С начала нынешнего года средний уровень инфляции в стране вплотную подобрался к 9%, при этом несколько регионов демонстрируют уверенный инфляционный рост, превышающий среднереспубликанский уровень.
Среди них оказалась и столица страны, где, по данным Нацбанка РК, цены на товары и услуги выросли сразу на 11,2%. Ситуация в Алматы, Западно-Казахстанской или, например, Карагандинской области немного лучше, но все равно превышает уровень в 9% годовых. Что несколько не соответствует тем прогнозам на «коридоры инфляции», что некогда закладывались правительством.
«Целевой коридор инфляции определен на уровне 6-8% в 2024 году, 5,5-7,5% в 2025 году с последующим снижением до 5% в 2026-2028 годах», — рапортовало в начале прошлого года Министерство национальной экономики. И что интересно, в дальнейшем своих «показаний» старалось не менять, несмотря на очевидные предпосылки к росту инфляционных процессов. Впрочем, показатели прошлого года с их 8,6% все равно были лучше тех 9,8%, до которых экономика докатилась в 2023 году, что давало чиновникам возможность порассуждать о достигнутых успехах и на всякий случай преисполниться оптимизма.
Да и как тут было не преисполниться, если, по данным официальной статистики, к концу прошлого года объем произведенного валового внутреннего продукта (ВВП) составил 135,2 триллиона тенге, показав рост в 4,4%, да и прогноз роста на нынешний год был несильно хуже и, как минимум, не должен быть меньше 4,2% годовых.
Что же до факторов роста, то, опять-таки, согласно официальной версии, основным драйвером роста ВВП стал ненефтяной сектор, а точнее, розничная торговля (включая ее непродовольственный сегмент) с приростом в 8,2% годовых.
Любопытно, что подобные выкладки несколько озадачили ряд финансовых аналитиков (включая экспертов из Halyk Finance), которые отметили, что столь значительный рост сравним только с периодом восстановления экономики после пандемии в 2021 году.
Однако в тот момент наблюдалось увеличение заработных плат и реальных доходов населения, а в настоящее время реальные доходы населения, наоборот, имеют тенденцию к снижению.
Таким образом, на фоне как минимум медленного роста доходов населения (даже скорей наоборот — снижения общей покупательной способности) декларируемая устойчивость роста торговли неминуемо вызывает вопросы.
Свою нотку диссонанса вносили и данные о росте цен. Так, продукты питания подорожали на 5,8% за год, непродовольственные товары — на 8,4%, а платные услуги — на 13,8%.
При этом расшифровка непосредственно по продуктам также довольно безрадостна, например, растительные масла и жиры подорожали за год на 9,6%, молочные продукты — на 5,3%, мясные полуфабрикаты — на 6,8%, а мукомольно-крупяные продукты — на 5,3%.
Причем с перспективой дальнейшего роста в 2025 году в связи с тем, что «повышение тарифов на электро- и водоснабжение, удорожание услуг по транспортировке и хранению грузов способствуют росту издержек производства в отрасли, что, безусловно, отразится на динамике цен производителей».
В начале года мрачные прогнозы сбылись, и население страны сначала почувствовало на себе острый картофельный кризис, а затем и мясной, причем, последний быстро перешел в хроническую стадию без особых надежд на оздоровление.
В январе 2025 года по сравнению с декабрем 2024 года производство мяса сократилось на 30,3% и на 18,4% по сравнению с январем 2024 года. При этом цены на говядину в феврале достигли 3,8-4,4 тыс. тенге за килограмм, что на 50-70% выше, чем было еще месяц тому назад.
Профильное Министерство сельского хозяйства в лице министра Айдарбека Сапарова попыталось объяснить происходящее высоким спросом на казахстанское мясо со стороны Узбекистана и Таджикистана, которые, дескать, своими масштабными закупками вызвали дефицит на местных фермах, мясокомбинатах и торговых прилавках, однако сами производители утверждают, что основной причиной дефицита стало сокращение поголовья скота на 25% за последние годы.
Как особо подчеркнул генеральный директор Мясного союза РК Максут Бактибаев в своих комментариях республиканским СМИ, это не одномоментный кризис, а следствие многолетней политики массового забоя скота и манипуляций со статистическими показателями (конкретно — завышением официальных данных объемов поголовья).
Так что вместо очередного «мясного проекта» с насыщением местного рынка и последующего обеспечения казахстанским мясом чуть ли не половины государств земного шара в настоящее время торговые представители ищут каналы поставок дешевого мяса из Беларуси, Монголии и даже Индии. Только таким образом удастся сдержать рост цен на мясную продукцию от и вовсе рекордных показателей…
В итоге картина получается несколько безрадостной — инфляция прогрессирует, рост тарифов ее разгоняет еще больше, цены растут, как на дрожжах, а доходы населения уменьшаются.
Это не говоря уже о растущем бюджетном дефиците, сокращать который пытаются всеми доступными средствами, включая кратное увеличение штрафов и пени, а также вышибанием дополнительных налоговых поступлений путем увеличения НДС (законопроект о повышении ставки НДС до 16% был внесен в мажилис 20 февраля).
Больше ставка, лучше жизнь?
В очередной раз обосновать важность и неотвратимость этого шага взялся министр национальной экономики Серик Жумангарин, который в середине февраля дал сразу несколько развернутых интервью (одно из них было даже на YouTube-подкасте «Taldau Talks», который ведет спикер сената Маулен Ашимбаев) с весьма любопытными аргументами.
Для начала казахстанцы узнали, что действующая в стране налоговая система не только «кривая и несправедливая», но даже способствует совершению некоторых противоправных действий.
«Проблема нашей налоговой системы была в том, что она несправедливая изначально. В ней есть понятие «подталкивание». Поведенческий характер этой экономики выталкивает честных бизнесменов в тень, заставляет их «дробиться». Мы создали условия, при которых выгодно не платить налоги…», — смело вскрывал недостатки глава Минэкономики и давал понять, что вопрос находится в национальной безопасности страны.
«Нет альтернативы тому, чтобы изменить эту систему. Она изначально несправедливая и кривая. Если мы захотим сохранить статус-кво, то речь будет идти не только о налоговой системе, а о будущем Казахстана и его устойчивости в целом. И о наших глобальных целях — лидерство, ВВП на душу человека, благосостояние», — добавил чиновник.
Насчет благосостояния: у нас пока вроде как не так уж и плохо в связи с тем, что, по мнению Серика Жумангарина, «ни у кого нет такого социального бюджета, как у нас», но вот средств для покрытия бюджетного дефицита, увы, упорно не хватает:
«Если говорить простым человеческим языком, нам 10 триллионов не хватает для того, чтобы содержать свой бюджет».
И если в прошлом году почти 5 триллионов удалось выдернуть из Национального фонда, то теперь на выручку должна прийти налоговая реформа.
«Предложенные меры позволят увеличить налоговые поступления в бюджет на 5-7 трлн тенге ежегодно».
С мнением оппонентов, сомневающихся в эффективности намеченных мер, министр знаком, однако подобных опасений не разделяет, тем более что нынешние 16% не поднимают ставку на «высокую высоту» (в отличие, очевидно, от предыдущего варианта в 20%).
«В Алматы один эксперт сказал, что будет стагфляция (то есть, ситуация, в которой экономический спад и депрессивное состояние экономики сочетаются с ростом цен — инфляцией). Но, честно говоря, я бы не стал разделять такого рода опасения. Может быть все, что угодно.
Но есть опасения, что произойдет замедление темпов роста экономики, что реформа не даст тех результатов, которые мы планируем, бизнес проголосует ногами либо уйдет в тень, произойдут массовые банкротства и так далее. Это было бы возможно, если бы эта реформа давала какое-то определяющее, очень высокое значение инфляции и поднимала бы ставку на очень высокую высоту», — размышлял главный экономист страны на этот раз в видеоинтервью агентству «Tengri ТV».
Ну и, наверное, для пущей убедительности жителей страны проинформировали о том, что «2026-й и 2027-й могут быть годами больших экономических потрясений для Казахстана. Мы должны к ним быть готовы».
То есть, очевидно, нынешняя, скажем так, не самая благоприятная экономическая ситуация — это еще сущие «цветочки» по сравнению с ожидающими всех нас губительными «ягодками».
Что же до непосредственного положения дел на местах и ожидаемого эффекта, то, пожалуй, наиболее любопытными были наблюдения чиновника о тенденции дробления бизнеса в стране:
«Многие компании искусственно дробят бизнес, чтобы избежать налогообложения. Это подрывает налоговую систему и мешает нормальному зачету НДС… Доля НДС в налогах 40 процентов, собираемость недостаточная. Огромная часть бизнеса НДС не платит. У нас на сегодняшний день больше двух миллионов ста тысяч бизнесменов, из них плательщиками НДС являются 137 тысяч компаний. Из них реально платит НДС 84 процента. Вместо 175 тысяч у нас сейчас будет порядка 450 тысяч, цепочка НДС восстановится».
Чем интересны эти выкладки? В первую очередь тем, что фактически они закладывают серьезную мину в основание всей статистической пирамиды, по которой в конечном итоге рассчитывается бодрый прирост казахстанского ВВП.
Страна сплошного предпринимательства
В числе любимых показателей официальной статистики всегда присутствовал ежегодный «устойчивый рост» субъектов МСБ и «рекордные показатели» их деятельности.
Так, в прошлом году число «субъектов МСБ увеличилось на 2,1%, достигнув цифры в 2,2 миллиона предприятий, на которых трудятся более 4,3 млн человек, что в свою очередь на 5,3% больше, чем годом ранее». Соответственно, доля вклада МСБ в ВПП страны прогнозировалась более чем в 38%, потому как сама должна была вырасти более чем на 1%.
Статистика, безусловно, приятная глазу, однако периодически подвергаемая сомнению экспертным сообществом. Причем, как в самом количестве, так и в качестве.
Например, количество неактивных субъектов МСБ составляет примерно треть от общего числа зарегистрированных. Если же говорить о действующих, то более 30% занимаются исключительно торговлей. При этом на крестьянские хозяйства приходится всего 12%.
Кроме того, в течение нескольких последних лет эксперты постоянно поднимали тему дробления бизнеса, о которой наконец заговорили профильные чиновники.
Схема там была действительно элементарная — для «оптимизации налогов» и сокращения налоговой нагрузки сотрудники условного ТОО создавали свои ИП, или, как вариант, работали по договорам ГПХ, что вообще давало возможность экономии на социальных отчислениях в бюджет. При этом, исправно попадая в статистику прироста бизнеса, или, точнее, фиктивного роста количества субъектов МСБ.
«У нас зарегистрировано порядка 2 млн субъектов предпринимательства. Учитывая, что у нас экономически способного населения 9 млн, понятно, что это какое-то чрезмерное количество бизнеса. Причиной может быть в том числе и то, что у нас много фактов дробления. Я не говорю, что это на самом деле хорошо или плохо. Но в целом, у нас сейчас цифры статистики раздутые», — размышлял в прошлом году на страницах республиканских СМИ зампред правления НПП «Атамекен» Тимур Жаркенов.
Также эксперты отмечали, что в погоне за красивыми цифрами в бизнес- базу включались дополнительные категории граждан, так или иначе попадавшие в налоговое поле. Например, ИП с некоторых пор вынуждены создавать те же таксисты и курьеры, которых отнести к числу представителей полноценного бизнеса будет, мягко говоря, затруднительно, однако для общих статистических отчетов о развитии МСБ их прирост прекрасно подходил.
Да так, что если взглянуть на профильную разбивку, то выяснится, что 70% от свежезарегистрированных субъектов МСБ приходилось именно на таких ИП-шников.
Сейчас цифры мощнейшего роста отечественного предпринимательства начали подвергаться сомнению уже на правительственном уровне. А значит, и ожидать от полуфиктивных предпринимателей какого-нибудь весомого вклада в ВВП вряд ли стоит…
Торговая эквилибристика
Еще одним важнейшим источником роста ВВП традиционно является торговля, которая, кстати, в последние годы также показывала «устойчивый рост», а периодически и радовала «рекордными показателями».
Разбираться с перекосами внешнеторгового баланса, с сырьевым экспортом и импортом готовой продукции в данном контексте особого смысла нет. И так понятно, что большая часть производимого в Казахстане внутри страны не потребляется, а большая часть потребляемого внутри страны не производится.
Вроде бы, все как всегда, но в последние два года тем не менее констатируется снижение темпов роста торговли, что приводит к снижению прогнозных результатов роста экономики в целом.
Основная официальная версия заключается в слабой инвестиционной активности, невысоких показателях в горнодобывающем секторе и волотильности мировых цен на нефть. В свою очередь внезапный всплеск торгового оборота в 2022 году также объяснялся волатильностью (в сторону повышения) нефтяных котировок, увеличивших доход страны.
Однако, по расчетам экономиста Рахимбека Абдрахманова, согласно ретроспективному анализу, экспорт из Казахстана за последние 7 лет не превышал 60 млрд долларов в год. Максимальный исторический экспорт, равный 80,3 млрд долларов, был достигнут лишь в 2013 году, когда цены на марку Brent также достигли исторического максимума в 108,5 доллара за баррель.
В среднем в 2022 году с учетом дисконтов казахстанская нефть торговалась в районе 70 долларов за баррель. Таким образом, несвойственный для страны рост экспорта до 84,4 млрд долларов в 2022 году довольно сложно объяснить только лишь увеличением экспорта нефти.
Если посмотреть на объем импорта в 2022 году и сравнить его со среднегодовым уровнем импорта за прошедшие 7 лет, то ежегодный показатель с небольшими колебаниями сохранялся на уровне 34-35 миллиардов долларов. И лишь в 2022 году произошло резкое увеличение до 50 миллиардов долларов, что является сложно объяснимым явлением с точки зрения роста потребления страны.
В 2022 году в Казахстане не наблюдалось значительных позитивных изменений в доходах граждан, которые могли бы объяснить кратное увеличение спроса на импортные товары и, соответственно, резкий рост импорта нельзя связать с увеличением внутреннего потребления.
Таким образом, единственно разумным объяснением происходящего является либо версия о параллельном импорте (или по-иному — реэкспорте), либо о росте «серого импорта», которые традиционно наблюдаются в торговых отношениях с КНР.
С версией о снижении параллельного импорта согласны и другие эксперты:
«Официальная статистика констатировала снижение торгового оборота в 2024 году. Почему же снизилась торговля? Скорее всего, в первую очередь это связано со снижением уровня параллельного импорта.
2023, и особенно 2022 год, был ознаменован значительным ростом торговли, что во многом было связано с увеличением параллельного импорта в Россию через Казахстан. В 2024 году мы наблюдаем нормализацию этой тенденции», — считает экономист Расул Рысмамбетов.
Что касается серого импорта из Китая, то даже согласно данным КГД МФ РК, расхождения между экспортом КНР и импортом Казахстана в течение последних четырех лет ежегодно находятся на уровне 5,6 млрд долларов, что свидетельствует о том, что значительная часть китайских товаров попадает в Казахстан без прохождения таможенного оформления на казахстанской границе или, другими словами, контрабандой.
Аналогичного мнения придерживаются и в Высшей аудиторской палате. Согласно анализу этого госоргана, среди соседних стран у Казахстана именно на Китай приходится наибольший объем расхождений по предварительным данным при импорте товаров, «что свидетельствует об отсутствии значительного эффекта принимаемых мер по их снижению».
Возможно, некоторую часть расхождений можно списать еще и на разные методики подсчета статистики в КНР и РК, но, тем не менее, по утверждению аудиторов, большую роль играет недостаточность таможенного администрирования по импортируемым товарам из КНР с казахстанской стороны. То есть занижение таможенной стоимости товаров, их недостоверная классификация, применение так называемых «товаров прикрытия» и так далее…
Я рисую, я тебя рисую…
Короче говоря, «рост внешнеэкономической деятельности» оказался явлением, если можно так выразиться, «сезонным», к развитию самого экономического потенциала Казахстана (как то увеличению продукции высоких переделов или расширению собственных технологий) не относился, да и к ВВП имеет отношение весьма опосредованное.
Это при том, что если взглянуть на бодрые статистические отчеты, то, например, на конец 2023 года казахстанский ВВП составлял около 250 млрд долларов США — больше, чем ВВП Армении, Беларуси, Грузии, Кыргызстана, Узбекистана, Молдовы и Таджикистана вместе взятых.
А если учесть, что когда-то (в момент изобретения этого термина в 1930-м году лауреатом Нобелевской премии по экономике Саймоном Кузнецом) предполагалось, что данный показатель отражает состояние реальной экономики той или иной страны, так как предполагается, что достаточно взглянуть на цифры, сравнить с другими странами, и сразу предстает картина «экономической мощности» государства, то ситуация с нынешней его интерпретацией выглядит несколько странно.
Об этом, кстати, давно говорят многие экономисты во всем мире, которые критикуют этот показатель как давно устаревший и не отражающий действительную ситуацию с ростом экономики. В качестве аргументов приводится тезис о том, что в индустриально развитых странах рост ВВП был следствием индустриализации, то есть должны произойти структурные изменения в экономике, которые и приводят к повышению доходов населения. Другими словами, качество роста должно быть более важно, чем достижение каких-то количественных параметров.
А сейчас в ряде государств (и Казахстан здесь не исключение) это стало абсолютно абстрактным понятием, то есть цифра ради цифры.
В перспективе (опять-таки, исключительно в виде самого, как мы уже поняли, абстрактного показателя) Казахстану предстоит осуществить настоящее экономическое чудо — удвоить этот самый ВВП, добиться чуть ли не 100-процентного его роста с 240 до 450 млрд долларов США. При этом само развитие остается как бы «за кадром», и для чего в таком случае нужен этот «рост без развития», не совсем понятно.
Действительно, в истории были прецеденты определенных краткосрочных успехов в экономике у государств экспортеров (и в том числе, конечно, роста пресловутого ВВП).
При этом экономисты-скептики образно сравнивали быстрый рост ВВП у стран-экспортеров природных ресурсов с поведением неблагоразумного бодибилдера, который ради достижения скорых и не всегда полезных результатов вместо терпеливого и методичного труда злоупотребляет стероидами. Подобный пример был и в нашей стране, когда в тучные «нулевые» годы казахстанская экономика ненадолго «распухла» благодаря «стероидам» — очень высоким ценам на энергоресурсы, а потом мгновенно и весьма болезненно «сдулась» в периоды очередных мировых кризисов.
Индустриализация в Казахстане проходит, мягко говоря, не очень, зарубежные инвестиции последнего времени опять-таки нацелены на экспорт сырья (тому пример всплеск интересов Китая и США к редкоземельным металлам и урану), а бюджет развития составляет всего лишь 8%, да еще, по словам министра Серика Жумангарина, с перспективой уменьшения до 6%.
Как в таких условиях можно даже в теории предполагать двукратный рост ВВП (реального, а не мнимого) — большая загадка.
Особенно в свете того, что бюджетный дефицит предполагается погашать не с помощью развития промышленного производства, а путем выжимания триллионов тенге путем повышения налоговых ставок, введения дополнительных налогов, штрафов, пени и периодического залезания в Национальный фонд. Это уже не говоря про такую «побочку», как рост тарифов с обязательным и неизбежным в таких случаях разгоном инфляции.
Периодически предлагаемые населению утопически-успокоительные положительные цифры мало связаны с объективной реальностью, а вместо стабильного роста экономики в стране наблюдается лишь стабильный рост стоимости жизни. И как бороться с этим диссонансом, в структурах исполнительной власти, похоже, не знают до сих пор…
Евгений Косенко