Воспоминания алма-атинца о том, как набирали первый отряд космонавтов.
Марс Рафиков: «Мы все знали, что идем на опасное дело».
12 апреля 1961 года с казахстанской земли, с космодрома «Байконур» отправился в космос первый человек — Юрий Гагарин, который совершил на корабле «Восток-1» один оборот вокруг Земли, его полет занял 108 минут.
Конечно, по сравнению с сегодняшними космическими полетами это ничтожно мало. Но это был первый шаг в неизведанное.
Наверное, мало кто знает, что у нас в Алматы жил человек, который не только хорошо знал Гагарина, но и сам входил в первую космическую двадцатку. Это летчик-испытатель Марс Рафиков. К сожалению, он уже ушел из жизни, но в моем журналистском архиве сохранились записи его рассказов о том времени.
Необычное предложение
После запуска первого спутника Земли Сергей Королев не скрывал, что теперь его цель — вывести на орбиту космический корабль, пилотируемый человеком. Работа по отбору кандидатов началась весной 1959 года. Поначалу предполагалось, что первым в космос отправится врач, но Королев настоял на том, чтобы первыми космонавтами стали именно летчики-истребители. Возможно, в этом свою роль сыграло то, что в США, где уже активно шла подготовка космонавтов, первый отряд был сформирован из военных летчиков.
Вот как вспоминал об этом Марс Рафиков:
— В 1959 году я, 26-летний старший лейтенант, служил в истребительном полку под Орлом. Однажды к нам в гарнизон приехали из Москвы два военных врача. Недели две они буквально «лопатили» наши медицинские карточки. Все это время летчики ходили, что называется, на трясучем режиме, так как никто не знал, что они там ищут. Ходили слухи, что якобы ужесточаются требования по здоровью, и многих будут списывать. Через какое-то время отдельных летчиков начали вызывать на беседу. Вызвали и меня.
Я зашел и только хотел по форме представиться, как мне говорят: «Здравствуйте, Марс Закирович…». Мне это было непривычно, тогда в армии царило солдафонство: могли сказать просто — Рафиков, или старший лейтенант, а тут по имени-отчеству. Я совсем струхнул, а они мне приветливо: «Садитесь, как ваше здоровье, как вы летаете?». А я про себя думаю, неужели что-то нашли и хотят выкинуть меня из авиации? Ведь для летчика, который хочет летать, это катастрофа. Поэтому на все вопросы я отвечал односложно — да, нет, либо просто мычал. Видимо, они поняли мое состояние и говорят: «А не хотите ли вы полетать на более качественном летательном аппарате?».
Ни о какой космонавтике речи не было, хотя Павел Попович в своих воспоминаниях пишет, что его якобы спросили, не хочет ли он быть космонавтом, но мне кажется, это выдумка, так никому не говорили.
Я отвечаю: «Ну, какой же летчик не мечтает полетать на новом самолете!». Я-то думал, что речь идет о новом типе самолета, как раз в те годы американцы испытывали сверхновую машину под кодовым названием «Икс-15». Это был небольшой самолет, внешне похожий на беспилотный истребитель. Его подвешивали на тяжелый бомбардировщик, поднимали в стратосферу, на высоту километров в 12, там отпускали, он включал двигатели, делал скачок, поднимался на 14 километров и оттуда уже летел. Поэтому я сразу сказал: «Я согласен». После чего меня предупредили, что эта беседа должна остаться строго между нами, разговор разглашению не подлежит. И добавили: «Летайте. Скоро мы вызовем вас в Москву для обследования в госпитале».
Как потом оказалось, из двух авиационных полков гарнизона, где служил Рафиков, врачи отобрали всего 12 человек. Критерии отбора были такими: рост не выше 170 см, вес не более 70 кг, возраст — не старше 30 лет.
Всего по Союзу было отобрано для прохождения медкомиссии 250 летчиков, а всего кандидатов было свыше пяти тысяч! В итоге осталось 20 человек. Это и была первая космическая двадцатка.
«Головы поотрываю, если американцы полетят раньше…»
В середине 1959 года в одном из американских журналов был опубликован групповой снимок семи летчиков. Подпись под ним была примерно такая: «Эти американские астронавты готовы лететь в космос». Но у американцев не было ракеты, способной поднять в космос четыре с половиной тонны.
А в Советском Союзе наоборот — ракета уже несколько лет как эксплуатировалась, а летчиков не было. Как рассказал мне Марс Рафиков, тогдашний руководитель страны Никита Хрущев якобы заявил: «Головы всем поотрываю, если американцы полетят раньше советского человека». И в это можно было поверить, потому что тогда престиж страны ценился очень высоко, поэтому началась интенсивная подготовка будущих космонавтов.
— Поселили нас в Москве в районе нынешнего аэровокзала на Ленинском проспекте в старинном двухэтажном особняке еще дореволюционной постройки, — вспоминал Марс Рафиков. — Звездного городка еще не было. Летать мы ездили на Чкаловский аэродром. Вскоре нашли место для расположения нашего отряда. Недалеко от Москвы стояла воинская часть, природа в тех местах была очень красивая — редколесье, опушки, небольшие озерца, река… Вот там-то и был создан Центр подготовки космонавтов.
Отношения внутри отряда были очень хорошие, теплые. Летчики вообще дружные люди. Мы все знали, что идем на опасное дело. Нашим куратором был генерал-полковник Николай Каманин, которого назначили помощником главкома ВВС по космосу. Это была легендарная личность, один из тех, кто спасал на льдине челюскинцев. У него даже звезда Героя Советского Союза была №2.
Он часто приезжал к нам, и несмотря на то, что он был старше нас и по званию, и по возрасту, общаться с ним было крайне интересно. Он сумел сохранить какой-то мальчишеский задор, был веселым, общительным человеком, большим романтиком. Верил, что очень скоро человек полетит на другие планеты. Он заражал нас своим оптимизмом. Помню, он шутил: «Мы тебя, Марс, отправим на Марс». На что я ему отвечал: «А, может, лучше на Венеру? Как хорошо будет звучать — Марс на Венере». Смеялись.
Первоначально первый полет человека в космос планировался на декабрь 1960 года. Но осенью, 24 сентября, на Байконуре произошла трагедия. При подготовке к первому пуску межконтинентальной баллистической ракеты произошел взрыв. Погибли 92 человека, в том числе главком ракетных войск Алексей Неделин. После чего Центральный комитет партии принял решение отсрочить полет. Космонавты об этом знали, как и о том, что испытание комплексов «Восток», на котором предстояло полететь одному из них, проходили не так уж гладко: из пяти запусков успешными были только два.
Подготовка к полету велась форсированными темпами, для чего из отряда была отобрана шестерка самых невысоких и легких по весу. В нее вошли Юрий Гагарин, Валентин Варламов, Анатолий Карташов, Герман Титов, Павел Попович и Андриян Николаев. Остальные тоже продолжали готовиться, но более медленными темпами.
Неожиданно из этой шестерки списали Анатолия Карташова, а затем и Валентина Варламова. Вместо ушедших из отряда ребят в шестерку ввели Валерия Быковского и Григория Нелюбова.
Как выбирали первого
18 января 1961 года все шестеро успешно сдали экзамен. Любой из них готов был первым совершить полет в космос, но комиссия в первую очередь рекомендовала Гагарина, Титова и Нелюбова. В конце марта всех шестерых вызвали на Байконур, чтобы там решить, кто же именно первым полетит в космос.
Марс Рафиков вспоминал об этом так:
— Первым в космос рвался Нелюбов. Он вообще был очень честолюбивым, больно переживал неудачи и все время стремился быть первым. Это честолюбие его потом и погубило. Что же касается двух других — Гагарина и Титова, то Титов был более эмоциональным человеком, даже в чем-то импульсивным. Гагарин был более уравновешенным. Вероятно, при отборе сказалось и рабоче-крестьянское происхождение Гагарина, потому что и власть наша, и государство тоже были рабоче-крестьянскими, поэтому надо было, чтобы первый космонавт был «простым советским человеком», ведь ему предстояло стать символом страны.
Кроме того, в отличие от всех нас Гагарин прошел суровую жизненную школу, а Титов был из интеллигентов. Его отец был директором школы, музыкантом, и сам Герман хорошо играл на скрипке. Кстати, свое имя он получил в честь пушкинского героя из «Пиковой дамы».
Но последнее слово при отборе, конечно, было за Королевым. Говорят, что поначалу он был склонен выбрать Титова. Но и к Гагарину относился с большой симпатией. Я был свидетелем такого случая.
Привезли нас как-то на завод, где собирали космические корабли. В стороне стоял макет космического корабля в дереве. Королев и спрашивает: «Кто хочет в нем посидеть?». Естественно, все хотели, но нам как-то неудобно было вылезти вперед. Тут Гагарин и говорит: «Можно я?». Причем у него это вышло как-то естественно. И когда он залезал в кабину, то снял ботинки и поднялся в корабль в носках. Якобы Королеву это понравилось — он расценил этот непроизвольный жест Гагарина как особое уважение к кораблю.
Командира первого космического корабля окончательно утверждала Госкомиссия, которая заседала на космодроме. В те годы ее возглавлял К.Н. Руднев, министр СССР по оборонной технике. Выбор был сделан только 8 апреля на закрытом заседании, без космонавтов. Юрий Гагарин был назван основным, Герман Титов — дублером, Григорий Нелюбов и Андриян Николаев — запасными.
Историческая дата
О дне запуска первого космонавта члены отряда знали заранее. Более того, накануне летчиков послали в пункты слежения в разные точки Советского Союза. Но некоторые, в том числе и Марс Рафиков, остались в Центре подготовки космонавтов.
— 12 апреля 1961 года с утра мы включили радио, ожидая правительственное сообщение, — вспоминал Марс Рафиков, — и когда услышали, что первый советский человек, майор Юрий Алексеевич Гагарин, полетел в космос, нас буквально захлестнул шквал эмоций. Помню, с Пашей Беляевым мы так обнялись, что стали кататься по полу. В общем, радость была огромная. И это учитывая, что мы знали о готовящемся полете, сами в этом участвовали, а что говорить об остальных людях. Ликование по стране было поистине всенародным! Такая радость, по-моему, была лишь 9 мая, когда война закончилась.
Кстати, сообщение о полете было передано уже после того, как Гагарин приземлился. Все-таки риск был, и в случае неудачи никто бы не узнал ни о полете, ни фамилию погибшего летчика. Но Королев был молодец — он отработал систему до мелочей. При нем люди не гибли. Это уже потом началось.
Но и полет Юрия Гагарина не обошелся без ЧП. Об этом, естественно, не сообщалось, даже члены первого отряда космонавтов узнали об этом от Гагарина лишь через несколько лет, и то под большим секретом. А дело было так.
— Когда корабль Гагарина уже готовился к посадке, над Южной Африкой должна была включиться тормозная двигательная установка, после чего по программе отстреливался приборный отсек, самое ценное, что есть в корабле, вся его начинка, затем отстреливаются люки. Космонавт автоматически катапультируется и на парашюте приземляется.
Но случилось непредвиденное — приборный отсек сразу не отстрелился, за счет чего произошло смещение центра тяжести, и спускаемый аппарат закрутило по всем осям. Гагарин не стал сразу докладывать о неисправности, заявив, что все идет по плану. В конце концов ему все-таки удалось отстрелить приборный отсек. Но из-за этой неисправности произошло смещение в месте посадки.
Помните, как тогда сообщили по радио? Сел в заданном районе, недалеко от Саратова. Да какой же это заданный район — Саратов! Заданный район — это казахстанские степи, а у Гагарина получился, по выражению летчиков, недолет. Еще хорошо, что он сел на поле. А мог приземлиться и на воду, и на город. Об этом инциденте никому не сообщили, и все материалы о сбое в системе корабля «Восток-1» хранились под грифом «совершенно секретно».
По-разному сложились судьбы летчиков из первого отряда космонавтов. Марс Рафиков ушел из него через год после полета Гагарина. Он объяснил это так: «Я оказался, как тогда говорили, морально неустойчивым — решил развестись с женой, а у советского космонавта не должно было быть такой биографии. За это меня и отчислили».
Марса Закировича направили на службу в авиационный полк Прикарпатского военного округа. Затем была служба в Германии, Одессе. А в 1980 году он принимал участив в боевых действиях в Афганистане, за что был награжден вторым орденом Красной Звезды. (Первый орден он получил за участие в подготовке первого полета человека в космос.)
После увольнения в запас в 1982 году Марс Рафиков стал алматинцем. Работал, занимался дельтапланеризмом. Помню, когда мы с ним встречались, я его спросила, почему он, обладая такими интереснейшими фактами, не напишет книгу о первом отряде космонавтов. И в конце 90-х такая книжка, небольшая по объему, появилась. Называлась она «Мы парни из отряда «Икс», правда, вышла она очень маленьким тиражом, что было, конечно, жаль. А вскоре, летом 2000 года, Марс Закирович Рафиков ушел из жизни.
Елена БРУСИЛОВСКАЯ