Чем грозят стране рост внутренней миграции и упадок сельских территорий?
В начале февраля этого года информагентства страны сообщили о рекордном за последние 25 лет сокращении сельского населения. Согласно приведенным данным, в 2024 году отрицательное миграционное сальдо сельских территорий составило 111,4 тысячи человек, что является наибольшим показателем, начиная с 2000 года.
Проблема опустошения и проблема перенаселенности
И действительно, прошлый год был весьма активным в области внутренней миграции. В первое же полугодие сменили место жительства внутри страны около 688,4 тыс. человек, что на 73% превышает показатели аналогичного периода 2023 года. При этом положительный прирост населения (то есть, когда количество прибывших превышает количество уехавших) был зафиксирован только в четырех регионах: Астана, Алматы, Шымкент и Алматинская область.
Причины миграции (особенно из сельской местности) вполне очевидны и формулировались неоднократно: ограниченные экономические возможности, недостаток инфраструктуры, низкий уровень медицинского и образовательного обслуживания и отсутствие перспектив в целом.
Не являются каким-то секретом и последствия, среди которых особо отмечается острая нехватка трудовых ресурсов в аграрном секторе, дальнейший упадок сельских территорий страны, рост социальной напряженности в регионах.
Параллельно с этим нарастает перегруженность крупных городов, где в свою очередь растет криминализация, социальное напряжение среди новоприбывших мигрантов, часть из которых не в силах встроиться в урбанизацию и социализироваться, дополнительная нагрузка на городскую инфраструктуру.
В общем, ничего хорошего в обоих случаях (аргументация о приливе в мегаполисах дополнительных рабочих сил и оживлении экономической активности слабо подкреплена актуальными статистическими данными).
Скорее, наоборот — растет число получателей различных социальных пособий и скрытая безработица (12 тысяч 600 человек, зарегистрированных в органах занятости Алматы в прошлом году в качестве безработных, это, по большому счету ни о чем. Даже сами городские статистики предпочитают говорить как минимум о 52 тысячах хронически безработных гражданах, проживающих в южной столице).
Сказать, что последние данные по внутренней миграции как-то могли озадачить республиканские власти, пожалуй, будет нельзя. Так, например, в конце декабря прошлого года Министерство труда и социальной защиты населения представило очередной демографический прогноз, согласно которому к 2030 году численность городского населения Казахстана увеличится на 13%, достигнув 14 млн человек. А к 2050 году вырастет на 57%, составив 19,3 миллиона. В то же время численность сельского населения к 2030 году возрастет лишь на 1% до 7,7 млн человек.
Что же до конкретных «точек роста» населения, то таковыми, как и ранее, называются три мегаполиса — Алматы, Астана и Шымкент. Запланировано и снижение городского населения в ВКО, СКО и Павлодарской областях, а сельского — практически повсеместно (причем, наибольший урон прогнозируется в Костанайской области, которая до сих пор считалась наиболее прогрессивной и перспективной с точки зрения развития агропромышленного комплекса).
Обсуждаются в правительстве и темпы роста городов. Например, «в ответ на вызовы, связанные с внутренней миграцией в столицу», в апреле прошлого года началось рассмотрение Плана по развитию Агломерации Астаны на 2024-2028 годы, и параллельно прошло обсуждение возможности введения некоторых административных мер (в этой связи можно вспомнить, как вице-премьер, курирующая работу Министерства труда и социальной защиты населения, Тамара Дуйсенова и вовсе предлагала ограничить миграцию в столицу).
В общем, складывается ощущение, что все развивается или строго по плану, или почти планово.
Программ много — толку мало
Правда, в этом случае возникает вопрос — на что тогда ранее были потрачены триллионы тенге, выделенные на несколько государственных программ, призванных развивать сельские территории, увеличивать число жителей ряда областей и в итоге не допустить опасных демографических перекосов?
В январе прошлого года утратил силу нацпроект «Сильные регионы — драйвер развития страны», который в свою очередь сам был правопреемником досрочно свернутой госпрограммы «Енбек», призванной, с одной стороны, упорядочить процессы трудовой миграции (дабы граждане не кучковались в одних и тех же городах), а с другой — обеспечить упорядоченную и самое главное — массовую миграцию трудовых ресурсов с юга на север.
Бюджет программы «Енбек» был впечатляющим — более 500 миллиардов тенге.
А вот «выхлоп» — куда менее понятным. То есть, если верить статистике, то по этой программе в северные области за пять лет переселились порядка 45 тысяч человек, однако сколько осталось, увы, неизвестно.
Причем какие-либо достоверные данные на этот счет не удалось заполучить даже такому авторитетному человеку, как спикер сената парламента Маулен Ашимбаев, который в феврале 2024-го констатировал:
«Согласно официальным данным, на «новую родину» перебрались около 45 тысяч граждан (данные на осень 2023 года). А сколько нашли там работу? Сколько обрели жилье? Сколько вернулись в родные края, столкнувшись с разными проблемами? Вот этих данных почему-то нигде не найти».
Примерно в это же время появились результаты анализа, проведенного консалтинговой компанией DataMetrics, попытавшейся провести свое исследование демографического состава северных областей и влияния на них государственных программ переселения.
Как следует из приведенных данных, за последние годы население областей, в которые переселяли жителей трудоизбыточных регионов (то есть Северо-Казахстанская, Костанайская, Павлодарская, Акмолинская, Восточно-Казахстанская и Карагандинская области), не только не увеличилось, но даже уменьшилось. За последние пять лет конкретно на программу переселения потратили порядка 450 миллиардов тенге.
При этом население Северо-Казахстанской области уменьшилось на 20 тысяч человек, и в процентном соотношении именно СКО потеряла больше всего жителей.
В числе причин называются неразвитость инфраструктуры, проблемы с трудоустройством и качественным жильем.
Об этом чуть ранее говорили на заседании Общественного совета Северо-Казахстанской области.
Как отметил член Совета Павел Афанасьев: «В первую очередь возмущения вызывали наспех построенные дома. Хорошо оплачиваемая работа оставалась лишь обещанием. Складывается впечатление о неверном распределении 20 миллиардов тенге, выделенных только на эти направления…».
Взамен малодееспособной программы «Енбек» появился национальный проект «Сильные регионы — драйвер развития страны». Он рассчитывался до конца 2025 года, на него планировалось выделить почти 7,6 трлн тенге, однако и его было решено досрочно упразднить за два года до официального окончания.
Теперь массовое переселение с Юга Казахстана на Север осуществляется по проекту «Серпін», в рамках которого молодежи из южных областей Казахстана выделяются гранты в вузах северных областей.
Однако, как отмечают эксперты, по этой программе тоже нет никаких индикаторов, по которым можно было бы делать выводы об успешности ее реализации, в том числе «коэффициента приживаемости».
Дополнительной проблемой является и то, что в северных областях наблюдается практически такая же безработица, как и на юге, испытывается такая же нехватка школ, больниц, детских садов и прочей важнейшей инфраструктуры.
«Зависают» и бизнес-проекты, планы по открытию новых производств, призванные обеспечить рабочие места. При этом сами переселенцы часто требуют для себя увеличения пособий и прочих «подъемных» выплат, однако, как отмечают эксперты, «при столь серьезных вопросах с занятостью, уровнем заработных плат вполне понятно, что на этом фоне дополнительные преференции для переселенцев могут вызывать вполне естественные вопросы, что в свою очередь спровоцирует дополнительное социальное напряжение в регионе».
Ну и, наконец, существует и «замкнутый круг» в самих программах развития. В частности, при существенной убыли населения в том или ином селе оно записывается в неперспективные, на него практически перестают выделять средства, и со временем приходится уезжать даже тем, кто хотел бы остаться».
В результате по печально известной практике нескоординированной работы «левых и правых рук» при запуске сразу трех программ развития сельских территорий и восстановления сел с общим бюджетом в 330 миллиардов тенге параллельно был запущен проект на закрытие почти 500 «неперспективных» населенных пунктов.
Не проводилась и работа по исследованию потребностей в специальностях и распределения требуемых специалистов. То есть элементарно было непонятно, в каких населенных пунктах нужны механизаторы или скотники, а в каких нет.
Это при том, что в конце 2023 года правительство утвердило Концепцию развития рынка труда на 2024-2029 годы. В преамбуле этого документа сказано, что Министерство труда вместе со Всемирным банком развития «проанализировали отечественный рынок труда с учетом динамики и структуры создания рабочих мест, а также провели исследование различных секторов экономики на возможность локализации производственной цепочки».
Были назначены и ответственные за ее реализацию ведомства (общим числом 17 штук): Минтруд, Минфин, Миннацэкономики, Минсельхоз, Миннауки и высшего образования, Минтранс, Минкультуры, Минпрос, Министерство промышленности, Министерство торговли, Минводхоз, Минтурспорта, Минэнерго, Минэкологии, Минводхоз, Минцифры и почему-то даже Министерство иностранных дел.
Сразу становилось понятно, что при наличии такого числа «нянек» спрашивать за полноценное развитие «дитя» становится не у кого…
Нечто аналогичное можно сказать и по целому ряду государственных программ, посвященных возрождению сельского хозяйства в целом и сельских территорий в частности.
Одной из первых стала Государственная программа развития сельских территорий на 2004-2010 годы, которая максимально широко раздвигала горизонты:
«Приближение уровня жизнеобеспечения сельских жителей к соответствующим социально-экономическим национальным и международным стандартам станет главной целью реализации Государственной программы развития сельских территорий РК на 2004-2010 годы. Улучшение условий жизни на селе должно способствовать повышению экономического потенциала села и жизнеспособности сельскохозяйственных предприятий, выполнению приоритетной задачи вступления Казахстана в число 50 наиболее конкурентоспособных стран мира», — говорилось, в частности, в преамбуле документа.
На первом этапе госпрограммы было выделено более 202 млрд тенге, в том числе 66,8 млрд тенге из республиканского бюджета, 95,7 млрд тенге — из местных бюджетов, а также 40,1 млрд тенге — из внебюджетных средств.
В марте 2007 года реальный ход реализации первого этапа был проанализирован Счетным комитетом, который констатировал невыполнение целевых показателей, а также неэффективную трату более 180 миллионов тенге. А заодно огласил неутешительное положение на местах:
«На начало 2007 года 226 сел страны не подключены к центральной энергосистеме. Наибольшее число таких сел находится в Кызылординской, Карагандинской и Костанайской областях (от 8% до 11% от общего количества сел). В 1386 сельских населенных пунктах (18,8%) износ воздушных линий электропередачи, трансформаторов тока и другого оборудования составляет более 85%.
В то же время всего 5,1% сельских территорий обеспечены природным газом.
Кроме того, не решена проблема в селах, использующих привозную воду и частично децентрализованные источники питьевого водоснабжения. В Павлодарской, Актюбинской, Восточно-Казахстанской, Западно-Казахстанской и Костанайской областях более 75% населения потребляют питьевую воду из децентрализованных источников водоснабжения», — отмечалось в отчете государственных аудиторов.
Пришедшие, увы, в упадок навсегда
При таких условиях жизни была как- то неудивительна печальная статистика вымирания сел.
Согласно данным, оглашенным на заседании правительства в апреле прошлого года тогдашним министром национальной экономики Нурланом Байбазаровым, за последние 10 лет в Казахстане исчезли около 600 сел:
«На сегодняшний день в республике насчитывается 6256 сельских населенных пунктов, в которых проживают 7,6 миллиона человек, что составляет 38,4 процента от общей численности населения страны. При этом доля сельского населения с доходами ниже прожиточного минимума составляет 7,2 процента, а уровень безработицы — 4,7 процента. Доля самозанятых — 33 процента, или 1,2 миллиона человек. За последние 10 лет количество сельских населенных пунктов сократилось с 6838 до 6256, или на 582 единицы…».
В целом же, по данным партии «Ауыл», за минувшие два десятка лет с карты Казахстана исчезли 1300 аулов и сельских поселений. В результате на селе проживает 38% от всей численности страны, хотя еще недавно этот показатель превышал половину.
Затем в 2009 году появилась программа «С дипломом в село», с помощью которой разработчики надеялись перенаправить в село выпускников высших и средних учебных заведений. Результат был настолько мизерным, что программу опять-таки пришлось свернуть тихо и досрочно.
После некоторого периода затишья на свет появилось сразу несколько проектов. В частности, проект развития сельских территорий «Ауыл — ел бесігі», в ходе реализации которого вроде как были отобраны 3,5 (или, по другим данным, 3,4) тысячи сел «с потенциалом развития». На их развитие в период с 2019 по 2022 год из республиканского бюджета выделялось 326 миллиардов тенге.
Однако уже через год после старта программы в ее адрес началась довольно резкая критика:
«Абсолютно не запланирована системная работа по кардинальному улучшению этих сел. В связи с этим у меня возникли вопросы: проводилось ли перед подготовкой и реализацией данного проекта комплексное исследование на соответствие сельских территорий в системе региональных стандартов, определяющих уровень жизни местного населения? По каким критериям были определены 1,1 тыс. опорных сел и 2,3 тыс. поселений-спутников, включенных в этот проект?» — заинтересовался в октябре 2020 года в ходе своего выступления на пленарном заседании верхней палаты парламента сенатор Али Бектаев и заодно предложил разобраться с остальными статусами:
«Можно ли сказать, что остальные 2,8 тыс. населенных пунктов имеют низкий потенциал и не имеют перспектив? Если так, то что будет с будущим более 1 млн жителей, живущих в этих селах?»
Заодно парламентарий напомнил, что по состоянию на 1 января 2011 года 2,6 тысячи сел демонстрировали высокий потенциал, 4,2 тысячи — средний, и только 92 села — низкий потенциал, и в связи с этим попробовал провести параллели с эффективностью соответствующих госпрограмм:
«Как объяснить, что всего за 10 лет число неперспективных сел увеличилось с 92 до 2,8 тысячи? Получается, такая провальная работа была?»
В 2023 году взяла старт еще одна программа: «Концепция развития сельских территорий на 2023-2027 годы».
Реализовываться она должна то ли вместо «Ауыл — Ел бесігі», то ли совместно с этим проектом (на этот счет периодически путаются даже специалисты).
Впрочем, суть обеих программ примерно одинакова — сначала отделить перспективное от неперспективного, а потом «превратить 3,5 тысячи сел в точки экономического роста за счет создания благоприятных условий для работы и проживания людей».
Концепция также предусматривает возможность введения надбавки к заработной плате жителям приграничных сельских округов трудодефицитных регионов. Вопрос повышения доходов сельчан планируется решать «путем активизации агропромышленного производства, развития предпринимательства и сельскохозяйственной кооперации…».
Это в теории. А вот насчет практики опять возникли вопросы:
«Министерство сельского хозяйства и «КазАгро» остались вне этого проекта. Из 20 тыс. рабочих мест, которые будут созданы в сельской местности, только 800 мест постоянные. Это означает, что в среднем в каждом четвертом селе будет создано только одно постоянное рабочее место.
Кроме того, многие инвестиционные проекты, вошедшие как в «Ауыл — ел бесігі», так и «Концепцию развития сельских территорий», имеют низкую социальную эффективность и не взаимодействуют с такими госпрограммами, как «Нұрлы жол» или «Дорожная карта бизнеса-2025», — отметил сенатор Али Бектаев в своем депутатском запросе на имя премьер-министра страны.
Примерно аналогичного мнения придерживались и некоторые эксперты, сравнившие формулировки Концепции с предвыборными лозунгами, оглашаемыми в ходе агитационных кампаний. Непременные обещания построить школы, больницы, объекты культуры (если точнее, то 655 объектов здравоохранения, 183 школы, 100 спортивных сооружений и 650 объектов культуры), повсюду провести газ и воду, наполнить села необходимыми коммуникациями и создать ну просто очень много новых рабочих мест…
И в чем принципиальное отличие нынешней Концепции от всех предыдущих, включая практически одноименную, образца 2004-2010 годов?
А самое главное — где согласованные межведомственные механизмы ее реализации (кроме действительно эффективного изничтожения «неперспективных» сел, после ликвидации которых жителям действительно ничего не остается, как мигрировать в сторону мегаполисов).
Потому что переезд в «перспективные» села может стать бессмысленным и-за отсутствия там дополнительных вакансий, а также нехватки земли для жилого строительства, пригодных для обработки участков и сельскохозяйственной техники.
Каким образом там удастся создать 350 тысяч новых рабочих мест и «повысить их привлекательность для переселенцев»?
В принципе, некоторым решением жилищного вопроса в условиях дефицита земли могло бы стать строительство многоэтажных квартирных домов. Но такое строительство требует от государства серьезных инвестиций, так как кроме постройки собственно многоэтажных домов, предполагает развитие соответствующей инженерной инфраструктуры. А ее тоже нет.
Несильно спасают ситуацию и попытки укрупнения с приданием сельским населенным пунктам городского статуса.
В частности, после обнародования в марте прошлого года списка из 18 больших сел, способных, по мнению Министерства национальной экономики, стать маленькими городами, региональные чиновники в своих комментариях республиканским СМИ дали понять, что не все так просто.
Ведь при присвоении селу статуса города неминуемо возникнут законодательные ограничения по развитию животноводства. При этом жители села также лишатся социальных льгот, включающих в себя сельскую надбавку к заработной плате работников социальной сферы на 25%, помощь для приобретения жилья, подъемные пособия и кредиты специалистам, переезжающим на работу в сельскую местность, субсидирование коммунальных услуг и отдельно — питьевой воды (что крайне актуально для Мангистауской области), а также кредиты на развитие сельского хозяйства.
«Учитывая, что сельское население на сегодня нуждается в данных льготах и отказ от них может привести к социальной напряженности, присвоение статуса города данным селам в настоящий момент не представляется возможным. Кроме того, по итогам проведенных опросов и анкетирования большинство жителей считают неэффективным менять статус села на город…», — говорится в одном из документов, подготовленных в Управлении экономики и бюджетного планирования Туркестанской области в ответ на министерские предложения.
В итоге пока одни программы дублируют предыдущие, вторые напоминают замкнутый круг, а третьи, разработанные одними госорганами, не сопрягаются с планами других госорганов, народ (если продолжать проводить аналогии с предвыборными кампаниями) в итоге голосует ногами. Да так, что через некоторое время нынешняя статистика оттока населения уже может показаться не столь «рекордной».
Евгений КОСЕНКО